Он забился в самой настоящей истерике: топал ногами, брызгал слюной, яростно размахивал руками, производя жуткое и нелепое впечатление. Поставив чемодан, я схватил его за галстук и притянул к себе.
— Ах ты, ничтожество, жалкая бездарь, болван из породы стукачей и воров чужих мыслей! Беги звони легавым, если у тебя хватит смелости! Но помни, что меня арестуют под твоей крышей, мразь!
Я подтащил его к столику, на котором стоял телефон. Медина несколько раз судорожно сглотнув слюну и, сорвав с себя галстук, схватил телефонную трубку. Трясущейся рукой он набрал номер полицейского управления. Я отчетливо слышал гудки, но не шевельнул пальцем, отдавшись на волю Провидения. Решалась моя судьба, судьба, которая, как я чувствовал, была заранее предначертана. Тринадцать летя бродил по ее лабиринтам, приведшим меня к этому белому телефонному аппарату. Я смотрел на него как завороженный. На другом конце провода сняли трубку, и низкий густой голос рявкнул:
— Да?!
— Полиция? — спросил Медина.
В этот момент Эмма нажала на рычаг, оборвав связь. Медина, продолжая прижимать к уху трубку, бросил на жену полный бешенства взгляд.
— Ты потерял голову, Фернан, — примиряюще произнесла Эмма. — Глупо ссориться из-за пустяков. Все еще образуется…
Ее нежный и мелодичный голос подействовал успокаивающе на нас обоих.
— Жеф! Я не хочу, чтобы вы уезжали! — сказала Эмма, подойдя ко мне вплотную. — Вы доверяете мне, я надеюсь. В таком случае, останьтесь! Останьтесь, я на коленях прошу вас об этом!
Слезы струились по ее щекам. Она напоминала маленькую заблудившуюся девочку, одинокую, потерянную, у которой никого в жизни не осталось, кроме меня. Обо всем этом кричали полные отчаяния глаза.
— Вы больше не будете писать, Жеф! Я хочу, чтобы вы продолжали жить в вашей комнате… Я не могу допустить вашего ареста! Фернан импульсивен, но он незлой человек. Вы больно ранили его, отсюда столь подлая реакция…
Ее взгляд говорил о другом. Он молил: «На помощь! Не покидай меня! Я тебя люблю!» Ее взгляд проникал в мои жилы, словно молодая кровь, возвращая мне силы и вкус к жизни.
— Жеф, вы будете делать только то, что пожелаете. Завтра вы можете уехать, если не передумаете. Но только не сегодня. В этот вечер вы принадлежите мне, Жеф!
Она осмелилась сказать подобное в присутствии собственного мужа! Какие еще доказательства ее любви мне были нужны?! Я протянул руку к ее нежному лицу, залитому слезами, осторожно коснулся пальцами мокрых щек, бархатного ушка, завитков волос на висках.
— Хорошо, Эмма, я остаюсь…
— О, благодарю вас, благодарю!
Взяв мою руку, она поднесла ее к губам. Передо мной был восхищенный ребенок.
— Фернан, если у вас появится желание звякнуть вашим дружкам-легавым, не стесняйтесь, я буду в своей комнате и всегда к вашим услугам!
С этими словами я подхватил чемодан и покинул гостиную. В эту ночь я не сомкнул глаз!
6
Обычно Медина отправлялся в свою редакцию рано утром. Я сквозь сон слышал шум его машины, с радостью предвкушая возможность еще несколько часов провести в теплой постели. Как и все сибариты, я вообще с большой нежностью отношусь к кровати: многообразие вариантов ее использования соответствовало моему темпераменту.
На следующий день после нашего выяснения отношений Медина, прежде чем отправиться на работу, постучал в мою комнату. Я в это утро проснулся довольно рано и слышал, как он вышагивал по коридору второго этажа. Несколько раз его нерешительные шаги замедлялись около моей двери, а затем вновь удалялись. Наконец он все-таки нашел в себе необходимое мужество.
— Заходите!
Он был одет в выходной костюм, свежевыбрит, надушен и напомажен. Словом, полностью готов к рабочему дню. Я сел на кровати, щурясь от яркого электрического света. Сквозь закрытые ставни пробивался едва забрезживший день цвета мокрой сажи.
— Доброе утро, Жеф!
— Доброе утро, Фернан!
В его облике не осталось ничего от вчерашнего потерявшего голову человека. Он был собран и почтителен.
— Жеф, я хотел бы попросить у вас прощения.
— Бесполезно, мой дорогой, вы не простите меня, так как у меня нет ни малейшего желания вас прощать. Говорят, утро вечера мудренее, так вот, поутру мое желание бежать куда глаза глядят из вашего дома стало еще сильнее. Вы слишком опасны для меня. В моем положении я не имею права заводить подобные знакомства.
Слушая меня, Медина переминался с ноги на ногу. Он утратил свою враждебность и выглядел, скорее, больным. Под глазами пролегли огромные черные круги.
— Жеф, но вы должны войти в мое положение…
— Я прекрасно его понимаю, вы сделали для этого все необходимое.
— Понимать мало, необходимо в него войти и принять. Это существенный нюанс!
Медина улыбнулся своей обычной кривоватой улыбкой лицемера.
— Волею судьбы мы поставлены в зависимость друг от Друга.
— Обстоятельства здесь ни при чем! Эту зависимость создали вы!
— Лучше сказать, я подчинился обстоятельствам. Давайте внесем все необходимые уточнения: я могу сдать вас полиции и, как следствие, отправить прямиком на кладбище… Вы можете свести на нет мою карьеру в газете. Если я стану писать плохие статьи или перестану писать вовсе, я погиб. Окажутся перечеркнутыми все годы моей предыдущей работы, будут забыты уже вышедшие под моим именем заметки. Я хорошо знаю этих людей!
Он замолчал. Я не сводил с него глаз.
— Какой вывод можно сделать? Вывод следующий: ваша жизнь зависит от меня, а моя карьера — от вас. Выбор за вами.
— Я больше не напишу для вас ни строчки, Фернан! Не нужно стоять передо мной с протянутой рукой. Я безропотно приму все, что уготовано мне судьбой, но отказываюсь от сделки с вами! В жизни каждого человека наступает момент, когда он, устав от борьбы, начинает ощущать отвращение к себе подобным. Это как раз мой случай. Я ненавижу этот мир подлецов и трусов, мир, где правят клевета и сделка с совестью, где травят людей, крадут их идеи, угрожают… Убирайтесь к чертовой матери, от вашей мерзкой бледной рожи меня тошнит!
Видимо, Медина дал зарок при любых обстоятельствах держать себя в руках. В ответ на мои слова он лишь пожал плечами.
— Но это же смешно, — вздохнул он. — Вы требуете, чтобы я убирался из собственного дома, забыв о том, что сами мой гость. В конце концов, подумайте хорошенько, Жеф… Хорошенько подумайте!
Он ушел. Минуту спустя в саду заурчал мотор его автомобиля, после чего дом погрузился в уютную тишину. Воздух как будто стал гуще.
Не прошло и четверти часа, как дверь моей комнаты приоткрылась и на пороге показалась Эмма. Она была в пижаме. Распущенные волосы золотистыми волнами падали ей на плечи. Не говоря ни слова, женщина скользнула ко мне под одеяло. От нее веяло теплом. Я прижал ее к себе.
— Ты была права, — прошептал я, — твой муж подонок. Уйди от него. Он тебя заразит. Старея, супруги перенимают привычки друг друга, ты не имеешь права походить на него!
Эмма уткнулась лицом в мою грудь. Я ощущал ее дыхание.
— Жеф, дайте честное слово, что не покинете меня!
— Если бы за мной не гнались по пятам, я обязательно увез бы тебя с собой. Но это нереально. Я лишен возможности найти убежище, деньги и работу.
Она отстранилась и, опершись на локоть, устремила на меня пристальный взгляд.
— Вы слишком импульсивны, любимый! Не стоит воевать с Фернаном и будить его недоверие, наберитесь терпения и ждите своего часа.
— Какого часа, Эмма?
На ее лице появилась гримаска.
— Вам хорошо известно, что из любой ситуации всегда найдется выход. Нужно только уметь ждать!
— В данном случае я не вижу выхода. Всю свою жизнь я боролся с низостью, ловкачеством, абсурдом!
— Вы меня не любите…
— Напротив, Эмма, ты можешь в этом не сомневаться!
— Если вы меня любите, то должны набраться терпения, Жеф! Оставайтесь в этом доме… Пишите для него эти проклятые статьи и ждите! Я знаю, что мы одержим верх. Я так сильно этого хочу, что ничто не сможет нам помешать, если только вы не испортите все дело, вы меня слышите?
Ей было всего двадцать лет, и изо всех своих молодых сил она верила в жизнь. У этой необыкновенной женщины была железная воля. Стоило ли отказываться от ее предложения? Я устал от борьбы. Просто устал, и все…
— Я сделаю так, как ты хочешь, Эмма.
Я впился в ее губы, успевшие прошептать «спасибо», и тотчас же маленькая девочка исчезла, уступив место влюбленной женщине.
* * *
К часу дня вернулся Медина. В руках он держал номер своей газеты, которым размахивал, как флагом, Его глаза блестели странным, нездоровым блеском. Мне не понравился этот блеск, он не предвещал ничего хорошего. Эмма молча хмурила брови. Она тоже почувствовала опасность.
